И это тоже на износ. и кроме того, как то постоянно каждый день нужно формировать отношение к современности, вроде бы правильно требовать от себя невозможного судить себя по гамбургскому счету,к другим с милосердием, насколько это возможно с другой стороны, логически понятно, вот Вы писали о слабости, это значит потеряно понимание,что такое сила, сила понимается как насилие,которое разрушает не кого нибудь, о вот разрушаешь самого себя, вытаскивая себя из этой слабости, и тут где то на длинных перегонах, оценивая свою жизнь в целом, надо бы иметь некое трагическое суровое милосердие, и при этом не врать самому себе и не обманываться мнимостями. Не знаю как передать ощущение.
<< Сейчас мне скажут, что жаловаться нельзя. Отвечу опять: поверьте, все жалуются. Горько сетует Сам Христос, и не только над спящими апостолами. Патер Браун говорит: «Все мы жалуемся ‹…›. А вот тот, кто жалуется, что никогда не жалуется, это чёрт знает что. Да, именно чёрт. Разве кичение своей стойкостью – не самая суть сатанизма?» ............................................................. Помню, как в Литве, между 1966 и 1969 годом, я печально читала католический катехизис. Там были перечислены "дела любви", вообще-то — по Евангелию (Мф 25), но со школьной аккуратностью, из-за которой их выходило то ли семь, то ли даже четырнадцать. Среди них были не только "телесные" — "дали есть", "напоили", "одели", но и "духовные", несколько похожие на действия строгой гувернантки. Однако я тщетно искала, как помогать не узникам, больным и голодным, а тем, кому не хватает внимания и любви.
Может быть, страдание это — не самое тяжкое, но самое частое. Недолюбленных людей гораздо больше, чем голодных или больных. Собственно говоря, совсем свободны от этого только Христос и Его Матерь. (Почему, смотрите, например, в одной книжке Жана Ванье, но и самим нетрудно догадаться.) Выйти вверх — можно, но тут подстерегает опасность надменного равнодушия. Лучше расшатать с Божьей помощью тот стержень себялюбия, из-за которого потребность в любви становится вампирской.
Если его не расшатаешь, помочь тебе невозможно, ты — бочка Данаид. Но в том и беда, что почти все мы — такие бочки. Что же делать? Как нести главную немощь бессильных?
Один ответ я знаю: обрети мир, и тысячи вокруг тебя спасутся. Но кто из нас, "сильных", всегда в мире? Помощи же требуют всегда.
Ответа я не знаю и не даю. Напомню только, что обычно советуют отогнать всех этих вампиров, непременно исключая себя. Да, "суровой доброты" требуют именно те, кто ни в коей мере не справился со своей недолюбленностью. Исключений почти (или совсем) нет. ........................................................
прям готтентот настолько, что мысль о пользе страданий все развивается и укрепляется. Помню,
моя подруга ждала операции на сердце. Друзья ходили к ней и сидели до тех пор, пока ей не дадут на ночь снотворное. Узнав об этом, одна женщина возмутилась – оказывается, мы мешали Богу. Она вспомнила слова Льюиса о том, что страдание – «мегафон Божий», но забыла прекраснейшее рассуждение из той же самой книги о том, что мы, люди, не вправе браться за этот мегафон.
Лучше бы этим рассуждением и закончить, но хочу напомнить: плач священен, плачущие – блаженны. Мы молимся о слезах, и не только о покаянных. «Песни печальному сердцу» объясняются не благочестием, а тем, что с плачущими – трудно.
Что же делать, как помочь? Сказано одно – с ними плакать. ......................................................... Все это – трюизмы, а повторять приходится. Что поделаешь, если мы качаемся то влево, то вправо,даже не догадываясь об «осторожном царском пути», как называл его К. С. Льюис. Это не «золотая середина», не Аристотелева «мера», а нечто похожее на хождение по водам.
no subject
Date: 2012-01-04 08:51 am (UTC)Не знаю как передать ощущение.
<< Сейчас мне скажут, что жаловаться нельзя. Отвечу опять: поверьте, все жалуются. Горько сетует Сам Христос, и не только над спящими апостолами. Патер Браун говорит: «Все мы жалуемся ‹…›. А вот тот, кто жалуется, что никогда не жалуется, это чёрт знает что. Да, именно чёрт. Разве кичение своей стойкостью – не самая суть сатанизма?»
.............................................................
Помню, как в Литве, между 1966 и 1969 годом, я печально читала католический катехизис. Там были перечислены "дела любви", вообще-то — по Евангелию (Мф 25), но со школьной аккуратностью, из-за которой их выходило то ли семь, то ли даже четырнадцать. Среди них были не только "телесные" — "дали есть", "напоили", "одели", но и "духовные", несколько похожие на действия строгой гувернантки. Однако я тщетно искала, как помогать не узникам, больным и голодным, а тем, кому не хватает внимания и любви.
Может быть, страдание это — не самое тяжкое, но самое частое. Недолюбленных людей гораздо больше, чем голодных или больных. Собственно говоря, совсем свободны от этого только Христос и Его Матерь. (Почему, смотрите, например, в одной книжке Жана Ванье, но и самим нетрудно догадаться.) Выйти вверх — можно, но тут подстерегает опасность надменного равнодушия. Лучше расшатать с Божьей помощью тот стержень себялюбия, из-за которого потребность в любви становится вампирской.
Если его не расшатаешь, помочь тебе невозможно, ты — бочка Данаид. Но в том и беда, что почти все мы — такие бочки. Что же делать? Как нести главную немощь бессильных?
Один ответ я знаю: обрети мир, и тысячи вокруг тебя спасутся. Но кто из нас, "сильных", всегда в мире? Помощи же требуют всегда.
Ответа я не знаю и не даю. Напомню только, что обычно советуют отогнать всех этих вампиров, непременно исключая себя. Да, "суровой доброты" требуют именно те, кто ни в коей мере не справился со своей недолюбленностью. Исключений почти (или совсем) нет.
........................................................
прям готтентот настолько, что мысль о пользе страданий все развивается и укрепляется. Помню,
моя подруга ждала операции на сердце. Друзья ходили к ней и сидели до тех пор, пока ей не дадут на ночь снотворное. Узнав об этом, одна женщина возмутилась – оказывается, мы мешали Богу. Она вспомнила слова Льюиса о том, что страдание – «мегафон Божий», но забыла прекраснейшее рассуждение из той же самой книги о том, что мы, люди, не вправе браться за этот мегафон.
Лучше бы этим рассуждением и закончить, но хочу напомнить: плач священен, плачущие – блаженны. Мы молимся о слезах, и не только о покаянных. «Песни печальному сердцу» объясняются не благочестием, а тем, что с плачущими – трудно.
Что же делать, как помочь? Сказано одно – с ними плакать.
.........................................................
Все это – трюизмы, а повторять приходится. Что поделаешь, если мы качаемся то влево, то вправо,даже не догадываясь об «осторожном царском пути», как называл его К. С. Льюис. Это не «золотая середина», не Аристотелева «мера», а нечто похожее на хождение по водам.
Наталья Трауберг, Сама жизнь/