ivanov_petrov | Из чего состоит эволюционная теория

Тут можно придумывать разные блоки - выделять факторы, всякие там функциональные узлы, законы и прочие радости теоретика. Но можно чуть иначе - сказать о тех группах мнений, из которых складывается сейчас эволюционное теоретизирование.

Правда, тут засада. Первым делом, действует закон любого разнообразия - разница масштабов. Берем какой-нибудь отряд, вот хоть жуков - два подотряда в нем гигантские, скажем, по 100-200 тысяч видов. И один - из считанных каких-то шести десятков. И так везде - какой-нибудь род из двух огромных подродов по 100-150 видов в каждом, и третьим подродом из одного вида. Вечно такая петрушка. И в теориях такая же штука - одна-две точки зрения представлены массами авторов, которые так и жужжат, так и прыгают, а другие точки зрения - всего несколько работ. Но что делать, если уж выделять, то все, а не по числу.

Имеет смысл делать такие сопоставления, если полагать, что люди не дураки. Или, точнее, в примерно равную цену. Если несколько авторов - пять или пять десятков - придерживается некой точки зрения, а пятьсот - другой, то, надо полагать, придется истине располагаться в синтезе меж ними.

При этом направления совершенно несравнимы, отчего их обычно и не сопоставляют - уж больно разные подходы используют, их никак нельзя ставить в один ряд. Поэтому мы их не рядом, а списком - просто чтобы были видны и друг за друга не прятались.

И вот современные эволюционисты с точки зрения будущего синтеза расположены таким образом. Прежде всего, группа, условно назовем их аналитистами - сторонники всего простого, случайного и разложимого, довольно крайние редукционисты. Их больше всего. Они подразделяются слоями по разным уровням понятий, на которых они играют. Когда-то они играли в отдельные гены, потом в популяционные игры с математизироанной популяционной генетикой, потом стали играть в численные игры, наплодив десятки школ фенетиков и кладистов (их в самом деле очень много оттенков), в молекулярные игры, тоже занимаясь исчислениями вероятностей и всеми такими штуками. Не то чтобы другие вовсе не считали, но они предпочитают решать дело счетом, а что сверх того - всякие качества - от лукавого. Это всегда мейнстрим, тут народу не протолкнуться и работы приводить не надо, можно вслепую тыкать в списки литературы - оно и есть.

Среди этих аналитистов интересно выделить людей, которые пытаются строить на базе аналитических материалов сравнительно сложные картины. Это могут быть картины эмбриологического толка (направление эво-дево) или картинки эволюционных сценариев (Rieppel, 2001). Бывают тут авторы, пытающиеся навести какую-никакую морфологическую теорию, что-то вроде трехмерного пространства из экологических ниш и морфологических структур. Теории довольно бедные, но их делают. И там возникают свои внутренние микропротиворечия, потому что аналитические данные приходится все же как-то сводить в систему, это всегда ведет к некоторым умствованиям, обычно, правда, минимальным.

Сейчас появились еще и такие, что исследуют адаптивный ландшафт, что бы это ни значило. Прикладывают математику к каким-нибудь достаточно богатым данным и получают ландшафт, пёс его загуляй. Взирая на полученное, делают выводы. А как без них. Поэтому ландшафты бывают разные, но надо вовремя назвать их адаптивными, а то худо будет. Они так надеются на свои ландшафты, что я не мог не выделить их особой строкой.

Далее, существует школа древних натуралистов, которые по сю пору обходятся словарем 19 века про приспособления к среде и прочие оптимальные стратегии. Теоретически этот язык устарел, но применяется в большом пуле экологических исследований. Как и сто лет назад, придумывают воображаемые функции, спекулируют по поводу их адаптивности, гипотезы неутомимо построяют и опровергают, а значит, движутся вперед. Это попытки рассчитать величины, считающиеся характерными для эволюционной теории - всякие интенсивности отбора и прочие такие вещи. Здесь бывают и довольно громкие результаты - вроде теории прерывистого равновесия. Сама по себе вещь неважная, но... Эти древние простоватые натуралисты имеют неоспоримое преимущество перед аналитиками. Они говорят довольно простыми словами и выводы их относятся к понятным объектам. Так что потом легко народу объяснить, какой был вопрос и что получилось. А то у аналитиков вечно сто верст киселя хлебать, да так в конце и не поймешь, что спрашивали, у кого, и что тот ответил перед тем как помереть.

Пожалуй, имеет смысл выделить людей, работающих по сути еще более дремучими методами, создающими материал для теорий. Это всякие описательные науки вроде палеонтологии или систематики. Люди делают те самые объекты, об эволюции которых потом идет спор. Иногда становится довольно очевидно, что существенные черты спора зависят от того, как материал сделан, а иногда этот аспект, напротив, уходит в тень.

Отдельная группа - науки, по сути, выходящие за рамки биологии, по крайней мере в прежнем понимании, это науки, где определенная структура делается самостоятельным предметом исследования - геном или его части могут стать целым миром, относительно которого проводятся исследования, а выводы считают возможным прилагать к целым организмам, возвращать в биологию. Это отдельная такая операция. Это, скажем, геномика, на деле таких наук несколько. В качестве бонуса за отказ от вменяемого рассмотрения объекта они получают точность и результативность. А в качестве минуса - такие саечки за невежество, как Докинз, со всеми неприятностями от гипостазирования выдуманного. Ну, у всех свои трудности.

Пожалуй, где-то на задворках живы еще остатки того, что можно назвать морфологическими науками - сравнительная морфология, эмбриология - это еще теплится и потихоньку работает, то пытаясь оставаться на отработанных прежних теоретических позициях, то смешаться с более новыми.

Наконец, есть направление, которое сейчас, не обинуясь, называют ламаркизмом - что, впрочем, вполне бессмысленно, его же называли дцать лет назад самым как раз дарвинизмом. Дело не в названии, это работы по эпигенетике, эволюционной пластичности, канализирующему действию отбора, эффекту Болдуина и прочим темам, которые еще недавно были маркированы как закрытые вопросы - мол, все решено, это мифы. Однако появились экспериментальные подтверждения, и потихоньку подбирается народ, склонный опять строить на этих фактах теории, весьма похожие на классику в этой области - Шмальгаузена и Уоддингтона. Flatt, 2005; Jablonka, Lamb, 2005; Lensky et al., 2006; Masel, 2005; Newman, Muller, 2001; Pigliucci, 2001; Rapp, Wendel, 2005; Richards, 2006; Rutherford, Lindquist, 1998; West-Eberhard, 2003;
Тут свои скелеты в шкафу. Я бы сказал, глобальный характер теорий находится в противоречии с довольно редкими экспериментальными подтверждениями. Не хочет природа выпятить грудь и четко ответить, кто прав, всё менжуется, робеет и говорит "да я как-то, знаете, и так, и эдак, в общем, тоже...". Ну, что с нее взять. Известное дело, пока к стенке не прижмешь - вечно дает двусмысленные ответы. Потом вскрикнет, обмякнет и вся какая-то не такая, аж смотреть противно. Что делать, испытательный метод.

Далее, появились сейчас умельцы, которые всерьез работают с такой штукой, как evolvability - способностью к эволюции, не самой, понимаешь, эволюцией, а с потенцией к этому делу. Carroll 2002; Earl, Deem, 2004; Hansen, 2006; Landry et al, 2007; Wagner, Altenberg, 1996.

Отдельная группа - пришлецы из других наук, которые могут нечто сказать по поводу. Это хоть Эйген с его дрессированными гиперциклами, что геофизики или геологи, если они могут позволить себе молвить слово: был, типа, этап обеднения кислорода или там ровная кривая, в такую-то эпоху так дело шло или эдак, был в архее рельеф или рано еще было слишком для таких экзотических вещей. Или там астрономы какие бешеные подсчитают, как мы с астероидами долбимся неустанно. Это люди очень удобные по своей природе, потому что их данные можно легко не принимать во внимание, бо - чужие, а если надо - так тут же привлечь. У нас только так.

Есть крохотная группка людей, которых можно обозвать структурными экологами, пытаются делать реконструкции и отсюда выводы какие можно. Но дело тугое, мастеров мало. Я бы сказал, что тут самые яркие работы Жерихина.

Существует также экспериментальное изучение эволюции, но выделять его в отдельное направление вроде бы нет смысла - обычно это просто удачные работы одного из направлений, когда так склалось, что можно поставить эксперимент или природный процесс очень хорошо наблюдаем и можно представить результаты как экспериментальные. Можно экспериментировать с эволюцией и прямо, но результаты обычно оказываются в рамках одного из направлений - смотря кто эксперименты ставит. То есть от исследователя зависит, на что он будет смотреть, на саму-то эволюцию как посмотришь, это ж слово.

Соответственно исследующей ее группе, эволюция принимает разный облик. У аналитиков она больше напоминает случайный конструктор - всё как-то так жахнуло, потом быстро слиплось, потом частью развалилось, а что осталось - оно вот такое.
Другие ребята любят "морфологические закономерности", которые особенно хороши тем, что их плохо видно. Третьи страстно напирают на отбор с конкуренцией. В общем, кроят теорию по вкусу согласно предпочтениям. Каким будет синтез - кто ж знает.

(не относитесь слишком всерьез, что-то с устатку сделать ничего путного нельзя, а следующая работа будет через полтора часа. Можно расслабиться)