![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Есть такие архетипические истории, которые сразу дают понять, как обстоит дело. Эта история из 18 века, но, как мне кажется, она удивительно точно обрисовывает российское государство и отношения его с людьми, в том государстве по несчастью обретающимися, а также и самих людей, в государстве имеющих опору.
Итак, в московском университете в 90-х годах восемнадцатого столетия преподавал немецкий профессор, преподавал он, скажем так, филологию - был доктором философии и словесных наук, читал курс античных древностей на латыни, рассказывал москвитянам о Горации и Цицероне, о римской истории и произведениях литературы. Смешной этот немец любил московский университет и новое своё отечество, нутром своим немецким был он последователем новой критической философии Канта, учил самопроизвольно русский язык и мечтал обратиться к студентам по-русски, то есть лекции читать по-русски, ну а пока, в соответствии с предметом, читал по-латыни, а звали его Мёльман. Иоганн, конечно, тут уж без выбора.
И вот, читаючи себе несколько лет эту самую римскую историю и античную словесность, почтенный профессор поехал как-то с визитом к московскому митрополиту Платону. Ну, крупный церковный деятель, просвещение народное, туда-сюда. Немец ведь по природе честен, он и поехал. И с тем Платоном разговаривал, и ему, тому Платону, рассказал, что религия, по его, мёльманову убеждению, должна находиться в пределах разума, что веровать надо не чувством каким подколодным, не сверх возможного, а строго по научному и рациональному познанию, которое ученые мужи себе понимают. Такой, значит, должна быть вера христианская, ляпнул Мёльман. Митрополит Платон кротко его увещевал, что чушь он городит, что вера основана на Слове Божием и Предании Св. отцов, а не на разуме немецком. Мёльман спорил и отстаивал свои немецкие взгляды, Бог ему судья. Ну и уехал домой с визита. Причем с точки зрения самого профессора всё было прекрасно и совершенно нормально - он приехал к церковному местному иерарху, поговорил с ним на латыни, они обменялись мнениями по вопросам философии и религии, не согласились, что естественно даже, ну и чудесно.
А митрополит Платон нашел несколько случаев рассказать разным людям, что немец-то студентов российских учит не по христианскому обычаю и опасен этот его взгляд, вере противоречащий, вот беда-то какая. Тут же куратор Московского университета Херасков созвал коллегию старших профессоров и вызвали туда Мёльмана - чтобы внушить ему и вообще дело рассудить. Немец на коллегию явился и стал спорить, немецкая душа. Он утверждал, что все его высказывания в самом деле имели место и он искренне так думает (вот ведь бред, да?). Ему Херасков добром говорил, чтобы он в лекциях своих до нравов и религии не касался. А Мёльман - что, читаючи античную риторику и историю, не может он не касаться предметов нравственности и веры и долгом своим почитает взгляды свои на этот предмет донести до слушателей.
Херасков со профессорами тут же и приняли единственно верное решение - уволили профессора за развратные мысли из университета с тем, чтобы он в 24 часа покинул университетское здание - он там ведь жил, другого-то места у него не было. Мёльман совершенно ошалел. Он ничего подобного не думал и не подозревал, он полагал, что высказывает свои мысли, что его спрашивают в пределах его специальности, как следует читать античную риторику - и вдруг - крах всего, уволен, денег нет, жилья нет, языка нет, куда теперь и что вообще происходит, что за дела? Мёльман пошел к митрополиту выяснять, что его не так поняли и он просто объяснял, как европейская наука считать по этому предмету может и он только лишь придерживается взглядов принятых... Платон его выслушал, посочувствовал по-человечески горю, но сделать ничего не мог - уволен значит уволен, чего тут, лишён должности. Делать нечего, профессор собрал свои пожитки и двинул в Петербург - чтобы у матушки-императрицы найти управу на несправедливость, ведь не может же быть, чтобы это взаправду.
Он уехал в Питер, а оттуда прискакал уж курьер - что взять его под арест и в Петербург препроводить на предмет выяснения всего дела о смущении нравственности российских студентов. А он и сам в Петербург явился, и его взяли в оборот да и в тюрьму. Вещички конфисковали при таком деле, да что там у него - одни увязки книг, и ничего больше не выслужил. Дело пошло по инстанциям, в Тайную канцелярию - а кому ещё такие дела ведать надлежит? Обвинение-то получается серьёзное. Посидел профессор в тюрьме, врут, что пытали его там, а если и не пытали - то пугали. Однако как бы там ни было, а тронулся профессор умом в заключении. Слаб стал и безнадёжен. В конце концов дело дошло до Екатерины и верховная власть приняла гуманное и справедливое решение - профессора освободить, дело прекратить и выслать немца нафиг за границы государства российского, чтоб больше он тут не отсвечивал, раз такой идиот.
И двинули ополоумевшего профессора, прямо из тюрьмы, слабого, как котёнок, на запад, в никуда - и в окрестностях Кёнигсберга он в той дороге скончался от слабости. Умер Мёльман.
Каменные пальцы государства даже и милостью своей в слизь растирают пришедшихся под них живых людей.
И вот сейчас, как и сто и двести лет назад я слышу: цель школы - подготовить хороших граждан государства. Цель университета - выпускать специалистов, пригодных для работы в государстве. Развитие наук необходимо для успешного развития государства. Вокруг споры. ЕГЭ губит наше образование. ЕГЭ - спасение от коррупции. Только Болонская система... Именно Болонская система и губит. Советское образование было отличным, первым в мире. Оно было кошмарным. Ну не надо резко, гуманитарное кошмарное, а точные и естественные... Но ЕГЭ - кошмар! Учат истории церкви, прыгать через козла, а как же Пушкин?
И я вспоминаю историю профессора Мёльмана и думаю: а может, не надо сложно, а попросту? Все спорящие меж собой и проклинающие друг друга - в одном лагере. Они все между собой согласны и просто делят добычу. Весь их спор основан на том, что они уверены - должна быть единая государственная программа, государство должно управлять образованием и, захватив этот огромный кусок человечины, все эти люди теперь делят - кому надо ЕГЭ, кому Пушкина кусок, кому математику пораньше, кому английский основным языком.
Пустяки это всё и все спорящие ровно в одну цену. Государству должно быть запрещено касаться этой области - и спорить не о чем. Хотите кусок Пушкина? Кусайте и идите. Хотите военную подготовку, математику и программирование? Ради Бога. Берите сто порций. Делайте что хотите. О программах, часах и прочем рассуждать могут только учителя, ученики и их родители, а если речь о студентах - то только учителя и студенты. Прочие в этот разговор ничего вставить не могут.
Конечно, это современности против шерсти. Успехи наук сейчас стоят на государственном финансировании и поддержке. Образование оплачивается в значительной мере государством, нравственность тоже оплачивается государством. Я понимаю. Но тут уж надо выбирать. Либо Мёльман, либо споспешествование пользе наук.
Итак, в московском университете в 90-х годах восемнадцатого столетия преподавал немецкий профессор, преподавал он, скажем так, филологию - был доктором философии и словесных наук, читал курс античных древностей на латыни, рассказывал москвитянам о Горации и Цицероне, о римской истории и произведениях литературы. Смешной этот немец любил московский университет и новое своё отечество, нутром своим немецким был он последователем новой критической философии Канта, учил самопроизвольно русский язык и мечтал обратиться к студентам по-русски, то есть лекции читать по-русски, ну а пока, в соответствии с предметом, читал по-латыни, а звали его Мёльман. Иоганн, конечно, тут уж без выбора.
И вот, читаючи себе несколько лет эту самую римскую историю и античную словесность, почтенный профессор поехал как-то с визитом к московскому митрополиту Платону. Ну, крупный церковный деятель, просвещение народное, туда-сюда. Немец ведь по природе честен, он и поехал. И с тем Платоном разговаривал, и ему, тому Платону, рассказал, что религия, по его, мёльманову убеждению, должна находиться в пределах разума, что веровать надо не чувством каким подколодным, не сверх возможного, а строго по научному и рациональному познанию, которое ученые мужи себе понимают. Такой, значит, должна быть вера христианская, ляпнул Мёльман. Митрополит Платон кротко его увещевал, что чушь он городит, что вера основана на Слове Божием и Предании Св. отцов, а не на разуме немецком. Мёльман спорил и отстаивал свои немецкие взгляды, Бог ему судья. Ну и уехал домой с визита. Причем с точки зрения самого профессора всё было прекрасно и совершенно нормально - он приехал к церковному местному иерарху, поговорил с ним на латыни, они обменялись мнениями по вопросам философии и религии, не согласились, что естественно даже, ну и чудесно.
А митрополит Платон нашел несколько случаев рассказать разным людям, что немец-то студентов российских учит не по христианскому обычаю и опасен этот его взгляд, вере противоречащий, вот беда-то какая. Тут же куратор Московского университета Херасков созвал коллегию старших профессоров и вызвали туда Мёльмана - чтобы внушить ему и вообще дело рассудить. Немец на коллегию явился и стал спорить, немецкая душа. Он утверждал, что все его высказывания в самом деле имели место и он искренне так думает (вот ведь бред, да?). Ему Херасков добром говорил, чтобы он в лекциях своих до нравов и религии не касался. А Мёльман - что, читаючи античную риторику и историю, не может он не касаться предметов нравственности и веры и долгом своим почитает взгляды свои на этот предмет донести до слушателей.
Херасков со профессорами тут же и приняли единственно верное решение - уволили профессора за развратные мысли из университета с тем, чтобы он в 24 часа покинул университетское здание - он там ведь жил, другого-то места у него не было. Мёльман совершенно ошалел. Он ничего подобного не думал и не подозревал, он полагал, что высказывает свои мысли, что его спрашивают в пределах его специальности, как следует читать античную риторику - и вдруг - крах всего, уволен, денег нет, жилья нет, языка нет, куда теперь и что вообще происходит, что за дела? Мёльман пошел к митрополиту выяснять, что его не так поняли и он просто объяснял, как европейская наука считать по этому предмету может и он только лишь придерживается взглядов принятых... Платон его выслушал, посочувствовал по-человечески горю, но сделать ничего не мог - уволен значит уволен, чего тут, лишён должности. Делать нечего, профессор собрал свои пожитки и двинул в Петербург - чтобы у матушки-императрицы найти управу на несправедливость, ведь не может же быть, чтобы это взаправду.
Он уехал в Питер, а оттуда прискакал уж курьер - что взять его под арест и в Петербург препроводить на предмет выяснения всего дела о смущении нравственности российских студентов. А он и сам в Петербург явился, и его взяли в оборот да и в тюрьму. Вещички конфисковали при таком деле, да что там у него - одни увязки книг, и ничего больше не выслужил. Дело пошло по инстанциям, в Тайную канцелярию - а кому ещё такие дела ведать надлежит? Обвинение-то получается серьёзное. Посидел профессор в тюрьме, врут, что пытали его там, а если и не пытали - то пугали. Однако как бы там ни было, а тронулся профессор умом в заключении. Слаб стал и безнадёжен. В конце концов дело дошло до Екатерины и верховная власть приняла гуманное и справедливое решение - профессора освободить, дело прекратить и выслать немца нафиг за границы государства российского, чтоб больше он тут не отсвечивал, раз такой идиот.
И двинули ополоумевшего профессора, прямо из тюрьмы, слабого, как котёнок, на запад, в никуда - и в окрестностях Кёнигсберга он в той дороге скончался от слабости. Умер Мёльман.
Каменные пальцы государства даже и милостью своей в слизь растирают пришедшихся под них живых людей.
И вот сейчас, как и сто и двести лет назад я слышу: цель школы - подготовить хороших граждан государства. Цель университета - выпускать специалистов, пригодных для работы в государстве. Развитие наук необходимо для успешного развития государства. Вокруг споры. ЕГЭ губит наше образование. ЕГЭ - спасение от коррупции. Только Болонская система... Именно Болонская система и губит. Советское образование было отличным, первым в мире. Оно было кошмарным. Ну не надо резко, гуманитарное кошмарное, а точные и естественные... Но ЕГЭ - кошмар! Учат истории церкви, прыгать через козла, а как же Пушкин?
И я вспоминаю историю профессора Мёльмана и думаю: а может, не надо сложно, а попросту? Все спорящие меж собой и проклинающие друг друга - в одном лагере. Они все между собой согласны и просто делят добычу. Весь их спор основан на том, что они уверены - должна быть единая государственная программа, государство должно управлять образованием и, захватив этот огромный кусок человечины, все эти люди теперь делят - кому надо ЕГЭ, кому Пушкина кусок, кому математику пораньше, кому английский основным языком.
Пустяки это всё и все спорящие ровно в одну цену. Государству должно быть запрещено касаться этой области - и спорить не о чем. Хотите кусок Пушкина? Кусайте и идите. Хотите военную подготовку, математику и программирование? Ради Бога. Берите сто порций. Делайте что хотите. О программах, часах и прочем рассуждать могут только учителя, ученики и их родители, а если речь о студентах - то только учителя и студенты. Прочие в этот разговор ничего вставить не могут.
Конечно, это современности против шерсти. Успехи наук сейчас стоят на государственном финансировании и поддержке. Образование оплачивается в значительной мере государством, нравственность тоже оплачивается государством. Я понимаю. Но тут уж надо выбирать. Либо Мёльман, либо споспешествование пользе наук.
no subject
Date: 2011-11-23 05:35 pm (UTC)no subject
Date: 2011-11-23 06:42 pm (UTC)Мудрецы Талмуда советовали нам молиться за благополучие государства, потому что, если бы не оно, люди съели бы друг друга живьём. Они говорили это об оккупационном римском правлении, сразу после подавленного восстания. Я знаю, что этот совет не всегда работает, но это не значит, что никогда.
no subject
Date: 2011-11-23 06:53 pm (UTC)Осмелюсь заметить, и без мудрецов талмуда вполне понятно.зачем нужно государство. Я и совершенно ничего не говорил о том, что оно не нужно. Молиться я, правда, не буду. Однако ни из чего не вытекает, что все дела людей должны вестись через государственные формы.